Ночью в темных очках - Страница 39

Экстрасенс что-то рявкнул по-итальянски, и монах вытащил руку из-под рясы. Мой проводник сделал еще какое-то едкое замечание, потом показал рукой на дверь и на меня.

Монах встал, задев потолок верхушкой клобука. Я прикусила язык, чтобы не ахнуть вслух, и сердце молотом заколотилось в ребра. Каковы бы ни были вера и тайные пороки этого монаха, но он не был человеком.

Глаза огра горели из-под кустистых бровей, нос у него был широкий и плоский, как у гориллы. Подбородок странно торчал, будто нижняя челюсть была взята от другого черепа. Грубая кожа была истыкана крупными порами, лицо было так серо, что казалось, будто его надо как следует отряхнуть от пыли. Огр был крепкого сложения, а в каждой руке у него мог поместиться копченый окорок. Под клобуком он был лыс, и я заметила остроконечные уши. Складки облачения скрывали его уродство, но подчеркивали неестественную ширину плеч.

Огр внимательно оглядел меня и заговорил с экстрасенсом. Голос его громыхал, будто камни перекатывались, и сверкнули в розовых деснах зубы, загнутые внутрь, как сабли сарацинов. Пока они были заняты разговором, я посмотрела на книгу, которую огр оставил открытой на столе. Это были детские стишки с иллюстрациями. Пухлые детки в матросских костюмчиках и передничках играли со свечками, носили воду ведерками и ложились спать в одном ботинке. У меня заиграло в желудке, и я быстро отвернулась. Пристрастие огров к малолеткам общеизвестно, но этот, кажется, любил играть со своей едой.

Огр-монах вытащил древнего вида железный ключ и открыл изъеденную древоточцем дверь. Экстрасенс пригнулся, чтобы войти, а я чуть не расшибла себе лоб об притолоку. Огр нелюбезно хмыкнул и запер за нами дверь.

Я оказалась в узком, ведущем вниз проходе, освещенном цепочкой слабеньких лампочек на потолке.

Мы шли мимо рядов локул – узких могил, вырезанных в мягком камне, где хоронят бедняков. Здешние скальные породы пористы, и в этих катакомбах мало влаги, а потому даже самые древние тела на удивление хорошо сохранились. Мертвые, одетые в остатки саванов, смотрели на нас пустыми глазницами.

Пройдя полчаса и спустившись на три уровня, мы вышли в кубикулум – склеп побольше и побогаче для более зажиточных мертвецов.

Я вошла в сводчатую камеру, разглядывая ее сероватое убранство. Кубикулум был превращен в некое подобие святилища, хотя мне трудно было бы себе представить, до какого отчаяния надо дойти, чтобы искать утешения в подобном месте.

Дальняя стена была от пола до потолка утыкана человеческими черепами, вмазанными в штукатурку. Мертвые головы – все без нижней челюсти – располагались плотно одна над другой. Черепа взрослых мужчин торчали вперемежку с черепами женщин и несросшимися черепами детей.

Эти черепа окружали раку в стене. Внутренность раки образовывали разрисованные кости голеней и пальцев, сложенные отвратительной мозаикой. Хотя краски выцвели за много веков, еще можно было разглядеть фигуры мужчины и женщины. Одну руку они поднимали в приветственном жесте, другой прикрывали половые органы. В раке лежала иссохшая мертвая рука, отделенная у самого плеча и прибитая большим металлическим гвоздем. Чья рука, непонятно – то ли малоизвестного святого, то ли незадачливого паломника.

С потолка свисали канделябры, сделанные из костей и проволоки. В перевернутых черепах горели свечи, бросая дрожащие тени на своды склепа. Стены, кроме той, где была рака из черепов, были изрыты карманами, куда бесцеремонно сваливали трупы бедняков. Это было чем-то похоже на ряды коек в ночлежке.

У гробниц своей паствы стояли на страже мумии монахов и священников, одетых в сгнившее облачение какого-то давно забытого ордена. Эти древние скелеты, закрепленные вбитыми в стены крючьями, держались на окаменевших связках. Чем-то это было похоже на парад марионеток.

Некоторые из мертвых святых сжимали ржавые остатки мечей, другие перебирали четки. Интересно, зачем они здесь? Охраняют тех, кто лежит в катакомбах, чтобы не соблазнились или не сбежали? Кости мертвых часовых еще прикрывала кожа, но твердая и желтая, как пергамент. Некоторые из них, казалось, смеются, другие плачут, высунув почерневший язык между беззубых челюстей. Труднее всего было смотреть на тех, у кого еще остались лица: их губы свело в пародии на поцелуй.

Один из мертвецов шагнул вперед, вставив между оскаленными челюстями мундштук.

– Здравствуйте, мисс Блу. Рад, что вы нас посетили.

В глазах поплыло, и ходячий труп превратился в доктора Панглосса, ученого с международной известностью и бонвивана. Несмотря на то что одет он был по последней итальянской моде, а на глазах у него были темные очки а-ля Мастрояни, он среди обитателей этих катакомб смотрелся вполне уместно.

Экстрасенс разразился речью по-итальянски, беспокойно дергаясь и потирая руки. На Панглосса он смотрел с надеждой.

– Я вижу, что она здесь, – отрезал вампир по-английски, добавил что-то по-итальянски, а потом достал из кармана пакетик белого порошка.

– Извините моего Цезаре, – обратился ко мне Панглосс. – Он телепат, совершенно не властный над своими способностями. Представьте себе, что у вас в голове радио, которое вам никак не выключить. Бедняжка полностью зависит от меня – только я могу дать ему средство избавиться от голосов.

– Как это гуманно!

– Вот именно, не правда ли? – приподнял брови Панглосс. Он прошел мимо меня и присел на край саркофага. – Это помещение... – он небрежно махнул рукой, – было забыто христианами после восьмого столетия, анно домини, и людям еще предстоит открыть его снова. Конечно, Притворщики его не забывали. Эти катакомбы для всех рас Притворщиков священны. Одно из немногих мест, где мы можем встречаться без страха или вражды. Так сказать, нейтральная территория. Пока мы здесь, вы можете не опасаться насилия с моей стороны. Надеюсь, я могу ожидать того же от вас?